В.Г. Десятов

СЛОБОДА МОЯ МЕЛЬКОВКА

Вспоминая малую Родину

Посередке нашего района было большое болото, а все стоки собирались ручьем, любовно названным жителями Акулинкой. Был тут и источник питьевой воды — Макаровский ключ. Улица, на которой он находился, прозвалась Ключевской. Пересекая мельковские улицы, параллельно Ключевской, прошла Турчаниновская улица. Так вот и сложилась эта слобода в составе города, прозванная по речке Мельковкой.
В слободе Мельковской, кроме болота, еще была и своя площадь, на которой стояла церковь во имя Святого Александра Невского, построенная в 1895 г. купцом Лузиным. В честь купца именовали потом церковь и площадь Лузинскими. Издавна селился здесь по болотистым берегам работный люд, строил свои городские усадьбы, бегал работать на Монетку.

***

Снесли в начале тридцатых Лузинскую церковь, а с ней и многие другие, но строительный «мусор», камни церквей, щебень кирпичный, пропитанный потом и слезами строителей прошлых лет, свозили в наши мельковские болота.

***

Имя великого русского поэта — Михаила Юрьевича Лермонтова- совсем не вязалось с этой рабочей улочкой, упиравшейся в болото.

***

Страшный удар был нанесен прародительнице района-речке Мельковке. Ее бассейн простирался далеко на северо — восток за железную дорогу. Собирала она весь сток с завокзального промышленного района. Заводские стоки без очистки спускались в эту реку. И вместо строительства очистных отцы города спустили мельковские пруды и закопали зажатую в трубу обезображенную реку, чтоб не видели ее глаза жителей города. Вдоль берега городского пруда проложили коллектор и пустили грязные стоки в него. Нет реки- нет и района.

***

Макаровский ключ поил всю округу. Он был среди Екатеринбургских ключей не последним, полноводнее Ятесовского и далекого Малаховского. Сюда съезжались водовозы со своими сорокаведерными бочками, чтобы потом развозить воду «барам», то есть не желающим ходить с дружками на коромысле за водой. Мельковская же публика бегала ко ключу с ведрами на коромысле и черпала чистую воду для самоваров, для щей, а в субботу и для баньки.
Потом поставили сруб над ключом, посадили бабу, и она за пятак открывала кран, отпускала воду. После и это закончилось — сруб разобрали, а родник пустили в трубу и водосточную канаву. Вот тут — то и началось самое главное для Мельковки. Установили водоразборные колонки, заявили, что ключом пользоваться не следует. Народ, привыкший к ключевой воде, ходил к отверстию трубы и наполнял ведра. Летом -то хорошо, а зимой обмерзало все льдом и его надо было долбить. Находились энтузиасты, скалывали лед, делали ступеньки к роднику, потом по двадцать копеек собирали с окрестных жителей за эту работу. Ходил и мой отец. Но ключ жил, поил всех, кто этого хотел, пока в шестидесятые годы его, упорного, не запрятали — таки в дренаж при строительстве многоэтажных жилых домов. А вода в ключе была светлая и чистая. Приходила к нам в гости Анна Ивановна с другого конца города. Брала ведра и коромысло, шла ко ключу, приносила дружки и ставила самовар литров на пять. Усевшись удобно у окошка, попивала чаек за разговорами.

***

Видимо, в самом деле живая вода была в нашем Макаровском ключе. Потопы Акулинки. Через все кварталы по огородам протекал ручей, собирал воду с топких мест и нес ее в болото, отделяющее первую Мельковку от других. Жители звали этот ручей Акулинкой. Акулинка протекала как раз возле фундамента нашего дома, шла по трубе под дорогу, что проходила по нашей улице от Макаровского моста к Арсеньевскому проспекту, и спокойно разливалась между кочек болота. Чтобы укротить топкое болото, свозили к нам строительный бой снесенных екатеринбургских церквей. Обласканные руками мастеров камни и кирпичи, обмытые их трудовым потом, образовывали крутые насыпи, меж которых и протекали воды Акулинки. Ручей крохотный, звали его канавой. Но канава занимала много места в жизни нашей семьи. К концу февраля, к началу марта надо было убрать снег из ее русла. Отец, а иногда и я с братом, проходили лопатами глубокую борозду, выкидывая комья снега из канавы. Потом к оттепели еще раз подчищали ее лопатами, готовя к принятию талых вод. Была Евдокия — говнопрорубка, 14 марта, праздник. К матери пришли ее подруги. Золотым сиянием под лучами весеннего солнца светился самовар. Нарядно одетые женщины степенно распивали чай с немудрящим угощением. Вдруг одна из них взглянула в окно на деревянный мосток, прикрывавший канаву. Ой, те батюшки — опять Акулинка разыгралась!

***
А половодье случалось и летом, в сильные дожди. Со всего мельковского бассейна в одночасье стекались водные потоки в Акулинку. Ну, где ей выдержать такой наплыв — растекалась она по огородам и дворам. Вот радость — то была. Я плавал в корыте от задних ворот в огород до входных ворот с улицы, как Колумб, сияя от радости.
Закончилась Акулинка трагично. На болоте стали строить большие жилые дома, под дорогой по улице прокладывали теплотрассу. Умные проектировщики подняли уровень дороги метра на полтора выше прежнего. Образовалась дамба, и Акулинка разлилась по нашим подпольям. И летом, и зимой вода стояла почти в уровень пола. Была тогда еще сильна партийная телефонная власть. А в строительном отделе Обкома работал мой сокурсник Гена Елагин. Вот я и сообразил, что пожалуюсь ему, чтобы он укротил ретивых строителей. Звоню ему, объясняю, прошу. В ответ услышал: «Я на такие мелочи не размениваюсь». А у меня маленькая дочь, старая мать. Утром встанешь ногой на пол, как на горячую плиту. На всю жизнь запомнил его ответ. Бросился хлопотать, с большим трудом получил комнату в казенном доме. Перевез туда родных и во — время. На следующую ночь прорвало пятидесятку водопровода. Где там Акулинка? Всю округу затопил поток и дом мой старый не пощадил. После этого потопа мы уже в нем никогда не жили. Снесли его. И болото уничтожили. Домов настроили, хотя корежит эти дома, связывают их железными тяжами, чтобы совсем не развалились. Стоят теперь на старых улицах новые дома. Нет уж тех добрых ручьев и болот, все сложилось так, как хотелось
главному архитектору города. Перекрыта улица домами поперек, Ключевская и другая не бьют чистыми ключами.

источник